"Что в имени тебе моём?" История про Петровича.
Фамилия у Серёги была Козлов. Само-собой разумеется, что и погоняло ему, на всю его жиганскую жизнь, было одно - "Козёл". Тут и деваться-то некуда, логика жизни..
Хотя, вот, отмочи он что-нибудь особенно яркое, запоминающееся, имено в те самые, "школьные годы прекрасные", когда наши клички и прилипали к нам в школах и во дворах, так вот сделай он что-нибудь такое, и "Козёл" вполне мог превратиться в "Лысого" или "Ботаника" ( был у меня в одной школе приятель, который училке по ботанике, поломанный стул подставил), или, скажем "Лыжню!" (это вообще длинная история).
Но ничего этого не произошло, и, как и записано в Книге Судеб, Серёгу звали "Козёл".
До повальной романтизации всех этих совковых уродов-комсомольцев, спортсменов, "бакланов" и "махновцев" девяностых было ещё далеко, и воровской феней, народ в быту, или, там, дикторы и вожди в телеке, пока ещё не пользовались. Простого мата хватало на всё-про всё, обходились как-то. А все эти "Век на лодке не кататься, белых шанежек не кушать и свободки не иметь!" можно было встретить разве что с стихах Михалкова (в отделение хотите..?), да в мудовых совковых киношках, где "уголовники" торговали "марафетом", попутно изменяя Родине, и отсиживались по "малинам". Сам жизненный процесс, во всех его проявлениях, проходил латентно, а официальная жизнь империи, больше походила на ненаучную фантастику. Представления граждан о своей стране, тоже можно было бы отнести к тому же жанру. Деды молчали, отцы, озираясь подворовывали, а сыновья садились по тюрьмам как и принято, спокойно и без выпендрёжа. Но в шестидесятых вдруг выяснилось, что кого-то и в армию надо загонять, враги же, враги кругом.. Завидуют.. А по демографии не выходит, ну, если все по лагерям разобраны. Врагов-то много, включая друзей и братьев. Это и было началом конца. "Тюрьма народов" без Гулага, рабского, подневольного и бесплатного труда, была обречена. Мужикам брили лбы, но всучали не кайло, а автомат, а так одни расходы получались. После такой "смены курса" Совок простоял всего лет тридцать.. Ну, да вы и сами всё знаете..
Тогда само это слово "Козёл", хоть и несло в себе явный отрицательный заряд, прямым вызовом на дуэль пока ещё не являлось. Такие были годы.
Хуже было другое.
Работал Серёга не на фабрике, или, скажем, в конторе, он работал на транспорте и в других многолюдных местах, потому как был он "щипачём", карманником. Соответствено, часть его жизни, и немалая, проходила за решёткой, как это и бывает у криминальных специалистов. Всё возрастающая засиженность потихоньку сглаживала всё, что не относилось напрямую к выживанию, кличка растеряла оскорбительные значения и стала просто звуком. Сидел Козёл часто, и подолгу на свободе не задерживался. Свобода, как и положено, манила, но и раздражала его отсутствием режима содержания, обесцениванием жратвы и пьяной каруселью.
Тут  надо  сказать,  что  и  все  мужики  в  их  семье  вели  такую  же,  или  похожую  жизнь,  и  все  они,  будучи  тоже  Козловыми,  так  же  и  звались,  по  простому.  В  этой  семье  у  всех  было  одно  погоняло  на  всех  -  Козёл.
Бахина фамилия была Бахруддинов и он завтра освобождался.. Оба они сидели в проходе между шконок у Серёги-Козла в бараке, пили чай , и обсуждали некое финансовое предприятие. Дело в том, что Серёга-Козёл задолжал Бахе совсем немного, но поскольку Баха прямо завтра откидывался, отдавать ему наличку, тут, в зоне, было не очень разумно. В зоне деньги дороже, да и вообще, их сюда ещё и загнать надо. По этому, вполне логично выглядело, что Баха, освободившись, просто зайдёт к Серёгеному отцу, передаст тому приветы и весточку от сына, и получит не только свои деньги, но и кое что для Серёги-Козла.
Во  всём  этом  гладком  плане  было  всего  одно  слабое  место.  Баха,  предчувствуя  свободу,  уже  дня  три  ходил  невменяемый ,  то  пьяный,  то  обкуренный,  а  то  и  обожранный  чем-то..    Поэтому  донести  до  него  смысл  и  серьёзность  поручения,  стоило  Козлу  немалых  трудов.  И  если  бы  не   Бахина  финансовая  заинтересованность,  то  и  всё  предприятие  выглядело бы  вообще  довольно  сомнительно.  В  лагерях  не  только  деньги  имели  иную  цену,  практически  всё,  включая  и  слова,  договорённости,  клятвы  и  обещания  могли  приобретать  причудливые  и  извращённые  формы,  особенно  в преддверии  выхода  за  ворота. 
-    Пройдёшь  сзади,  за  магазином,  -  вещал  Серёга,  -  и  там,  где  лестница,  просто  крикни  в  окошко..
-    А  чо  крикнуть-то?
-    Ну,  позовёшь  его,  крикни  "Петрович!"
-    Петрович?
-    Если  на  Петровича  не  отзовётся,  крикни: "Колька!  Козёл!",  так  точно  услышит..
Баха был тяжёлым пассажиром. Сидел он всегда скорей по велению души, чем за дело, семейников себе не заводил, сам ни к кому не лип, и был то, что там называется "Ломом подпоясаный", чумовой, отвязаный и опасный при любых раскладах. Баха мог запросто отоварить лопатой мента, взявшего у него деньги на водку и пришедшего с разговорами вместо самого напитка.. Менту-то чего бояться?
Баха эту ситуацию подправлял, и менты боялись, а самому Бахе добавляли к сроку и отбивали почки в "Буре", так называется внутренняя лагерная "тюрьма в тюрьме" - "Барак усиленого режима".
Так что было очень важно правильно сориентировать Баху географически, в смысле адреса и настроить его на безопасное общение с Козловым батей. Тут важен был результат, а не процесс. Был тут некоторый момент, насчёт "Петровича", Серёга и сам врядли отозвался бы на "Николаеча", скажем.. И надо сказать, что Серёга-Козёл очень старался. И преуспел.
Через два дня после этого, начальник отряда, вызвав Серёгу в кабинет, сообщил тому, что с батей его произошло какое-то недоразумение, и вобщем пока он в больнице.
А через пять месяцев вернулся и Баха, славно проведший на свободе на этот раз целых одиннадцать часов. День.
Он, как и договаривались - добрался, и даже нашёл, больше того, Баха-таки покричал. На всяких там цивильных "Петровичей", он конечно размениваться не стал, раз мужика кличут Козлом, то так к нему и надо обращаться. Вы ж не забывайте, что Баха шёл по делу, там и его бабки присутствовали.
Орал  Баха  минут  десять.  Звал.  Кончилось  тем,  что  его  услышали.  Козёл-старший  вылетел  из-за  угла  с  молотком,  и  подбадривая  себя  боевым  кличем,  "Ты  кого  козлом  назвал,  уёбище?!!",  кинулся  на  Баху,  как  дурная  шавка  на  велосипедиста. Смотрел  и  метил  он  при  этом  не  в  самого  Баху,  а  в  его  тень  на  стене,  ровно  позади  объекта. Видимо  на  ней  ему  проще  было  сконцентрировать  своё  зрение,  меньше  там  было  отвлекающих  деталей. 
Весу  в  нём  было  килограмм  пятьдесят,  и  прикрыты  эти  килограммы   были  невероятно  грязными  трениками  с  растянутыми  до  невозможности  каленками  и  такой же  грязной  кальсоной  рубахой  на  завязочках.   От  него  разило  месячным  запоем,  маршанской  махоркой,  мочой  и  блевотиной. За  ним  подтягивались  соратники,  вооружающиеся  по  ходу  валяющейся  повсюду  арматурой  и  просто  дубьём.  Баху,  такими  запахами,  как  и  невнятными  соратниками,  вряд  ли  можно  было  удивить,  но  вот  здоровенный  плотницкий  молоток  его  действительно  заинтересовал.   Им  он  и принялся  деловито  обрабатывать  не  только  козлова батю,  но  и  всех  желающих. Теперь  ситуация  координально  изменилась,  а  через  мгновения  стала  уже  просто  опасной.  С  Бахой  легко  происходило  то,  что  называлось  "падением  планки",  его  заклинило..
Когда подвалила ПМГ с нарядом, то им тоже немного перепало. Баху с трудом приняли, стреножили ему ласты и увезли на "Газике" с выбитыми стёклами.
Когда Баха вышел наконец в отряд из карантина, зона валялась в повалку. История этой небольшой, чисто финансовой операции, перекочевала к ментам и мастерам-вольняшкам и целую неделю расцвечивала нудную лагерную жизнь яркими красками. Кончилось тем, что на построении, во время проверки, не очень трезвый мент, достав Бахину карточку и назвав его фамилию, вдруг заржал, как конь и назвал, проходящего мимо него Баху "Козлодавом".
Ни на секунду не задумываясь, Баха выдернул из сапога заточку и вонзил её менту в бедро. В жопу, если уж не отходить от исторической правды. Лошадиное ржание сменилось поросячим визгом, и Баха был тут же завален кучей мельтешащих ментовских тел, размахивающих ясеневыми дубинками, матерящихся, и показушно-злобных со страху.
Баху уволокли на кичу. Серёга-Козёл остался должен. А сама история стала частью лагерного фольклора, и пошла кочевать по тюрьмам-пересылкам и столыпинским вагонам. Народ так обозначал её,
-  А  про  Петровича  историю  слышали?  Ну,  как  Баха  из  Стерлитамака,  к  сургутским  Козлам  за  бабками  ходил..??
Не  слышали?
  Ну  вот,  а  вы  её  теперь  слышали..
no subject
no subject